Торжество Festen

13 марта 1995 года Ларс фон Триер и Томас Винтерберг в Копенгагене подписали манифест «Догма 95», в котором клятвенно обещали создавать только «чистое кино» (съемки без декораций, без саундтрека, отказавшись от специального освещения, операторских эффектов и т. д.). Тогда они еще не догадывались, что спустя три года их первый блин не просто не окажется комом, а произведет эффект взорвавшейся бомбы. В 1998 первые два фильма движения попали в основной конкурс Канн, один из них получил престижный приз, а критики утопали в восторгах.

Томас Винтерберг шокировал киномир откровенной историей, якобы произошедшей в одной приличной датской семье. Основу для этой истории он подслушал однажды на местной радиостанции, а оформить ее в стройный сценарий уже не составило особого труда. В большой красивый загородный дом съезжается много людей, которые собираются почтить хозяина, празднующего свое шестидесятилетие, — друзья, партнеры и, естественно, семья.

Кажущуюся идиллию лишь немного омрачает не такое давнее самоубийство одной из дочерей хозяина. Тем не менее, гости в приподнятом настроении и готовы слушать тост старшего сына, который, не ходя вокруг да около, благодарит отца за то, что тот много лет… насиловал своих детей. С этого момента торжество становится довольно странным, а шокирующие тосты время от времени повергают публику в смятение.

Самое страшное в фильме Винтерберга даже не темы педофилии и инцеста, а, скорее, реакция на них гостей, собравшихся вокруг стола. Они вполне отображают датское общество, причем довольно влиятельную его прослойку. Внимательный зритель узнает, что глава семейства входит в масонскую ложу и обладает внушительным авторитетом. После первой речи старшего сына отец роняет довольно страшную фразу, мол, этих людей таким не расшевелить, надо что-то внушительнее. Нормы приличия и зона комфорта слишком обременяет и связывает по рукам и ногам жителей современных скандинавских стран, где жить хоть и хорошо, но невыносимо скучно.

Будто задавшись целью их растрясти, главный герой (как и режиссер по отношению к обществу) будет еще и еще возвращаться за стол, чтобы донести правду, в которую никто не желает верить. Но даже когда правдивость обвинений (не самых приятных, к слову) становится очевидной, гости предпринимают лишь очень робкие попытки покинуть роскошный загородный дом, где вкусная еда, напитки, танцы, сигареты и удобные постели. Самым человечным и честным среди гостей оказывается темнокожий жених одной из сестер, и в этом тоже режиссерская ирония, ведь проблема мигрантов для современной Европы велика, как никогда раньше, а Винтерберг исполняет небольшую роль таксиста, который привез «чужого» на празднование.

Скромная визуальная стилистика «Торжества» только усиливает жуткий эффект, который производит картина на зрителя. Создается ощущение, что наблюдаешь не художественную постановку, а чье-то тщательное скрываемое домашнее видео. И хотя манера съемки фильма призвана не отвлекать кинематографическими красивостями от происходящего на экране, в этих недостаточно освещенных кадрах, живой музыке и незагримированных лицах актеров есть своя эстетика.

По большому счету «Торжество» или «Догма #1» так и осталась вершиной этого движения (вместе с «Идиотами» Триера). Оно совсем скоро сошло на нет, а его отцы Винтерберг и Триер уже давно снимают традиционные фильмы. Однако этот недолгий всплеск оказал значительное влияние на европейский кинематограф 2000-х годов, став, примером для многих молодых режиссеров. В том числе и для набравших силу чуть позже представителей т.н. «новой румынской волны». А съемка на ручную «трясущуюся» камеру стала своеобразным символом высокохудожественного кино, которое можно снимать за минимальные средства и при наличии таланта.